В либеральной среде разгорелись настоящие страсти по Петру Павленскому. Если кто не знает, это такой «художник», прославившийся своими громкими акциями. Он прибивал свою мошонку к брусчатке Красной площади, зашивал себе рот нитками, обматывался колючей проволокой, поджигал дверь управления ФСБ на Лубянке.

Павленского отправляли на психиатрическую экспертизу, задерживали, но этот парень не унимался. Теперь в отношении него вроде как хотят возбудить уголовное дело за то, что он вместе со своей сожительницей якобы сексуально домогался до актрисы «Театра. doc» Анастасии Слониной. Доподлинно неизвестно, как там было дело: домогался ли Павленский до актрисы или это — «спецоперация» правоохранительных органов. Либералы, конечно, уверены во втором варианте. Сам Павленский, решив свалить от греха подальше, запросил политическое убежище во Франции.

Либеральная общественность негодует, вспоминая худшие годы советской власти и диссидентов. Однако Павленский — далеко не Пастернак. И даже не Солженицын, чей писательский талант лично для меня весьма сомнителен, а человеческие качества которого и вовсе омерзительны.

Павленский, как и арт-группа «Война», как и Pussy Riot, — художник-акционист. Я бы, конечно, слово «художник», говоря про Павленского, взял бы в кавычки. Художник — это человек занимающийся искусством: архитектор, скульптор, музыкант или режиссёр. Но человек, прибивающий мошонку к брусчатке — это не художник. Это — городской сумасшедший.

Мне кажется, что современное искусство — это как седьмой айфон и норковая шуба у девушки из маршрутки. Смотришь на такую, и хочется покрутить пальцем у виска. Вот и при мыслях о современном искусстве возникает такое же желание. Я сейчас не про выставки «Винзавода», а о так называемых художниках-акционистах, которые устраивают оргии в музее или засовывают мороженую курицу во влагалище. Конечно, нам тут в провинции, тяжело понять глубокий философский смысл подобных арт-жестов. Это всё для просвещённой столичной интеллигенции, которая, потягивая смузи в «Жан-Жаке» (или где они там сейчас собираются), с упоением обсуждает прибитые к брусчатке яйца Павленского. «Ах, какой смелый борец с проклятым режимом!» — говорят они, тыкая тоненькими пальчиками в дисплей айфона.

Ну, конечно, куда уж каким-нибудь защитникам Белого дома в октябре 1993 года до Петра Павленского и арт-группы «Война». Режим просто забился в угол и трясётся от страха, увидев мошонку современного художника, прибитую к брусчатке Красной площади или нарисованный на разводном мосту в Петербурге мужской половой орган.

Дискредитация оппозиции и протестного движения в целом — вот, что такое акции современных «художников», воюющих с режимом. Когда по телевизору показывают пляски Pussy Riot в Храме Христа Спасителя и говорят, что это протест, большинство людей, даже неверующих, считает таких протестующих, как минимум, идиотами.

Поэтому мне кажется хорошо, что Павленский уехал во Францию. Нисколько не жалко, что Россия потеряла такого «художника». Меня больше волнует проблема «утечки мозгов», чем «художников». А Петру Павленскому — скатертью дорожка. Пусть теперь прибивает свою мошонку хоть к Эйфелевой башне.